Машина резко тормознула у подъезда. Вышедший из нее лощеный мужчина отработанным уверенным движением хлопнул дверцей, смахнул пыль с никелированного крыла и, перекинув через руку плащ, направился ко входу в парадное.
— Здравствуйте, Геннадий Петрович, — хором поприветствовали его бабушки, сидящие на скамейке. Человек молча кивнул. Выйдя из лифта, он достал ключи, сунул их в замок и тут понял, что дверь не заперта.
— Маша, это ты? — Геннадий Петрович перешагнул через порог и заглянул в комнату. Удар бронзовой статуэткой по носу послужил ему ответом на сей разумно поставленный вопрос. Падая, Геннадий Петрович понял, что это не Маша. Уже теряя сознание, он увидел мелькнувшую тень и услышал бегущие вниз по лестнице шаги.
— Это не бандитизм, а? Смотрите — моей же статуэткой нос сломал. Наверно…
— Да, если не перелом, то вывих точно есть, — сострил Кивинов. — Но ничего. Вы, главное, снова статуэтку приложите, она холодная — опухоль мигом спадет. Народная мудрость.
— Вы уж больно веселый, товарищ следователь. У меня здесь горе, понимаете ли, а вы шутите.
— Я не следователь, я опер. Вы лучше посмотрите, что у вас пропало.
Геннадий Петрович, держа под носом платок, огляделся по сторонам.
— Видика нет, «Шарпа», куртки кожаной, деньги, тысяч семьдесят, пропали — вот тут лежали. — Он открыл шкатулку. — В принципе, немного. Я помешал.
— А кем вы работаете?
— Коммерческий директор по сбыту на ЛВЗ — на ликероводочном.
Кивинов подошел к окну.
— Машина ваша? — указал он на стоящую внизу «Вольво».
— Да, привез из Финляндии. Вы понимаете, молодой человек, я ведь случайно дома оказался. Обычно раньше восьми часов ни я, ни моя жена не приходим. А сегодня за паспортом заехал, срочно понадобился. А на машине-то я на работу не езжу, у меня служебная есть — шофер сегодня по делам отпросился. А отпечатки снимать будете?
— Да, только через пару дней. Очередь на эксперта. Один на район, а краж много, не говоря уже обо всем остальном.
— Может, и не стоит тогда канитель разводить, ущерб для меня — тьфу. За нос обидно, но ничего — заживет. У вас и так работы невпроворот.
— Смотрите сами, не хотите — не будем, — приветствовал это доброе начинание Кивинов, которому лишний глухарь был совсем ни к чему. — У вас подозрения-то есть? По-моему, при вашей сегодняшней должности визит совсем не случайный.
Геннадий Петрович задумался.
— Давайте так договоримся — если найдете, то найдете, а писать я ничего не буду, может быть, сам разберусь.
— Дело ваше, конечно, сам — так сам, — ответил Кивинов, убирая протокол. — Вот мой телефон, если что, звоните.
Кивинов, выйдя на площадку, подошел к двери напротив. Глазок был залеплен кусочком бумаги, оторванным явно от сигаретной пачки. Он позвонил.
— Кто там?
— Милиция.
— Какая милиция? Мы не вызывали.
— Советская, я сам пришел.
— Не открою, вызывайте повесткой, тогда придем. Поняв, что двери все равно не откроют — люди сейчас всего боятся, время такое, — Кивинов сорвал с глазка бумажку, положил ее в конверт, вынул изо рта жвачку и снова, теперь уже ею, залепил глазок.
Затем, позвонив еще в две квартиры, где никого не оказалось, он вышел из подъезда, закончив, таким образом, квартирный обход. Можно, конечно, поболтать с бабками, но терпила ничего не хочет, а раз так, чего уж зря время терять?
— Это, конечно, хорошо, что ему ничего не надо, — внимательно выслушав Кивинова, сказал Соловец. — Но на всякий случай, чтоб он точно ничего не захотел, ты для вида съезди на ликерный, поковыряйся там чисто формально. А то знаешь, как бывает, сегодня не хочет, а завтра захочет. Тогда мы крайними и окажемся — ты даже без его желания, только по факту, глухаря возбудить обязан.
— Ладно, мне не жалко, сгоняю, отсвечусь там.
— Давай, дня через два сгоняй, тем более, что ветер, наверняка, оттуда дует — дверь-то подбором открыли.
«Опять дождь. Черт, зонт сломался, а пешком далеко, и колено разболелось. — Кивинов поднял воротник. — Еще и ноги промочу. Ну, где тут ликерный комбинат? Проходная. Мужик, я к директору по делу. Ну какая тебе разница? Любопытство — профессиональная болезнь всех вахтеров. Да найду, найду, не надо провожать. Хороший лозунг «Слава КПСС», родной, доморощенный. Значит, тут и главный корпус. Точно, вот тачки директорские, разукрашенные. Ничего волгешник. Стоп, где-то я про это уже слышал. «Феррари«, «Феррари»? Но где? Может, у отделения? Точно, слышал, кляксы вот тоже были. Ладно, потом вспомню».
— Геннадий Петрович, добрый день, еще не забыли? Я к вам уточнить кое-что. Вы ключики не теряли? А супруга? Тоже нет? А храните их где? В плаще? Ну, я пошел. Один момент, а где тут у вас отдел кадров, я на всякий случай покопаюсь. Спасибо, я сам найду.
До свиданья, если что — я позвоню. Да, чуть не забыл — «Волга» такая, с кляксами, чья? Ваша?
«Так! Стоп. Вспомнил. Они же с Аявриком в соседних домах живут, точнее, один еще живет, а другой — отжил. Тогда, пардон, Геннадий Петрович, я задержусь.»
— Закурить можно?
Кивинов щелкнул зажигалкой и плюхнулся в кресло.
— Вы один на машине ездите?
— В основном да, ну, когда кто-нибудь попросит из руководства, то, конечно, не отказываю.
— Водитель постоянный?
— Да, Игорь, как же его… Голубцов! Странно, что его сегодня нет, он на один день отпросился.
— А он для себя мог машину брать?
— Спрашивал иногда, я разрешал. Знаете, с народом дружить надо. Хотя он и без разрешения частенько разъезжал.